Про то, как стрелял с завязанными глазами и раскачиваясь на трапеции, говорить не стал — и без того выглядел мой рассказ безудержным хвастовством. С другой стороны — как не рассказать? Сочинить, что был рабочим на подхвате и на сцену вообще не выходил? Глупо. Не говоря уже о том, что всё тайное рано или поздно становится явным. Это сегодня мы с американцами чуть ли не прямые враги. А завтра? Нет. Честность, как уже было сказано, — лучшая политика. В особенности честность с родными людьми.

— С ума сойти, — сказал папа. — Но… как? Чтобы так стрелять, нужно очень долго тренироваться. Да и то не у всякого получится. Уж я-то знаю.

— Не знаю, пап, у меня получилось, можно сказать, сразу. Помнишь, как мы в Кушке стреляли из нашей винтовки с бедра?

— Помню.

— Здесь то же самое. Главное — не целится.

Папа ещё только открывал дверь квартиры, когда зазвонил телефон.

— Кто бы это мог быть в такое время, — пробормотал он и не разуваясь прошёл в комнату. — Подполковник Ермолов у аппарата!

— Уже полковник, — расслышал я негромкий мужской голос на другом конце провода. — Поздравляю вас, Пётр Алексеевич с очередным званием!

— Спасибо. С кем имею честь? — голос отца оставался сух и холоден.

— Простите, не представился. Цуканов беспокоит. Георгий Эммануилович. Помощник Леонида Ильича Брежнева. Завтра в девять утра за вами и вашим сыном заедет машина. Будьте, пожалуйста, готовы к этому времени.

— Это шутка?

— Никаких шуток, Пётр Алексеевич. Нам, собственно, нужен ваш сын, но и с вами, как с отцом столь гениального э-э… подростка, познакомиться не мешает. К тому же было бы не совсем корректно везти к нам мальчика одного.

Везти? Мальчика? Да они издеваются.

Жестами я показал отцу, чтобы дал мне трубку.

— Минуту, — сказал он в трубку и прикрыл микрофон ладонью. — Ты уверен?

— Абсолютно. Всё будет нормально, не волнуйся.

— Передаю трубку сыну, — сказал папа.

Я взял трубку.

— Добрый вечер, Георгий Эммануилович, — поздоровался.

— Серёжа? Добрый вечер, Серёжа.

— Скажите, пожалуйста, Георгий Эммануилович. Если вы хотите встретиться со мной, почему вы говорите с моим отцом?

— Вообще-то, по закону так положено. По нашему советскому закону. Ты — несовершеннолетний, а значит, за тебя отвечают твои родители.

— И государство, так? Наше советское государство.

— Верно.

— Так почему же наше советское государство допустило, чтобы меня, несовершеннолетнего, как вы говорите, выкрали прямо с территории нашего государства, после чего целых два месяца ничего не делало, чтобы меня найти и вернуть домой?

— Серёжа, ты не понимаешь…

— Я ещё не закончил, Георгий Эммануилович, — прервал я собеседника. — Этого мальчика, как вы говорите, подростка, несовершеннолетнего, который нуждается в родительской опеке, вы оставили один на один с нашими, не побоюсь этого слова, геополитическими противниками. Без малого — врагами. Несовершеннолетнему мальчику пришлось выкручиваться самостоятельно. Бежать, скрываться, искать способ заработка и выживания. И всё это в чужой капстране. Даже способ связи с родиной мальчику пришлось искать самостоятельно. А теперь вы звоните и даже не удосуживаетесь попросить меня к телефону? Решаете всё за меня?

Надо же, даже не подозревал, что у меня так накипело. Высказываюсь и прямо легче становится. А вот так. Знай наших.

— Я собирался, но…

— Это первое. Второе. Вы уж меня простите великодушно, Георгий Эммануилович, но откуда нам с отцом знать, что это именно вы?

— То есть как?

— Да очень просто. Вы по телефону представились Георгием Эммануиловичем Цукановым, помощником Генерального секретаря нашей коммунистической партии Леонида Ильича Брежнева. Но голоса вашего мы не знаем, как вы выглядите, тоже не знаем. Я уже не говорю о том, что голос можно довольно легко сымитировать. Так откуда нам знать, что вы — это вы? Меня уже один раз выкрали. Не хочу, чтобы это случилось во второй.

В трубке наступило молчание.

Я ждал.

Глаза у папы были большие и весёлые. Молодец, папа, подумал я. Вижу, что ты за меня, и плевать на карьеру, если что. Так и надо.

— Да, — послышалось в трубке. — Теперь вижу, что о вас говорили правду, Сергей Петрович. Вы действительно необыкновенная личность. Приношу свои извинения.

— Извинения принимаются.

— Что вы предлагаете?

— Как всегда, — сказал я. — Петров и Боширов. Пусть за нами заедут они. Никому другому я пока не доверяю.

— Что ж, это справедливо, — сказал мой собеседник. — Ждите их завтра к девяти утра.

— Спасибо. И ещё.

— Да?

— Пусть моему отцу позвонит его непосредственный начальник и скажет, что завтрашний день у него выходной. Как я понимаю, это командир дивизии. А то знаю я, как у наших военных бывает. Только собрался время с семьёй провести — всё бросай и мчись в часть.

В трубке засмеялись.

— Хорошо, Сергей Петрович. Будет вам сейчас звонок от комдива. Это всё?

«Сказку на ночь» — вертелось на языке, но я сдержался. Хорошего понемножку.

— Да, спасибо.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, Георгий Эммануилович.

Я положил трубку и посмотрел на папу. Он улыбался.

— Ибо не фиг, — сказал я. — Правильно?

[1] Крупная домашняя птица на Гараде, отдаленно напоминающая индюка.

[2] «Медный всадник» А. С. Пушкин.

Глава двадцать вторая

Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев и другие

В нашей семье все «жаворонки». Возможно, кроме сестры Ленки, которую разбудить утром — задача не из простых. Но Ленка маленькая ещё, вот подрастёт, тогда посмотрим. Так что к девяти утра мы были полностью готовы и даже позавтракать успели (яйца всмятку, хлеб с маслом, чай).

Без пяти минут девять в дверь позвонили. Папа открыл. На пороге стоял улыбающийся Петров в тёмно-сером гражданском костюме и даже при галстуке.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — радостно провозгласил он. — Поздравляю с очередным званием! Доброе утро, Серёга! Ну что, вы готовы?

— Доброе утро, — ответил папа. — Готовы. Зайди-ка на минутку.

Петров шагнул в квартиру. Папа закрыл дверь и негромко спросил:

— Мы что, в Кремль едем?

— Нет, — ответил Петров. — На дачу Брежнева. Тут совсем недалеко по московским меркам. Тоже на юго-западе, сразу за МКАДом. Не волнуйтесь, товарищ полковник, всё нормально будет.

— Легко сказать не волнуйся, — пробормотал папа. — Ладно, пошли.

Подумав ещё вчера, отец не стал одеваться в гражданское. Надел ту же летнюю форму, в которой встречал меня вчера. Я тем более не заморачивался: джинсы, любимая американская рубашка в красно-чёрную клетку, кроссовки Adidas Gazelle — вот и весь наряд. Не совсем по-советски, а точнее, совсем не по-советски, но что делать? Что имеем, то и надеваем.

Во дворе нас ожидали две белые «Волги» ГАЗ-24. Возле одной, скрестив руки на груди, стоял Боширов. Поздоровались, расселись (Петров и Боширов сели в одну, мы с папой — в другую), поехали. Мои часы показывали девять часов две минуты.

Ехать, как и сказал Петров, оказалось всего ничего. Через пять минут мы выехали за пределы Москвы, свернули налево, переехали через узкую, густо заросшую по берегам травой и кустами речку Сетунь и вскоре, после короткой проверки документов на контрольно-пропускном пункте, въехали на территорию дачи.

По сравнению с тем, что я видел в Узбекистане, дача показалась мне весьма скромной. Пара деревянных одноэтажных домов с двускатными крышами, сад, дорожки, посыпанный кирпичной крошкой… Скромно отдыхает товарищ Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, скромно.

Нас ждали.

Среднего роста плотный мужчина за пятьдесят, в тёмном костюме голубоватой рубашке, галстуке и идеально начищенных туфлях, выступил на парковочную площадку из-за ближайших кустов так, что казалось, будто он возник ниоткуда.